УНИВЕРСИТЕТ ИТМО
Кафедра «Технологии программирования»

Борис Эйфман

Как получилось так, что Россия до сих пор не потеряла блестящий талант Бориса Эйфмана, у которого до сих пор нет даже своей сцены?

В моей жизни многое определяется не столько личными желаниями или амбициями, сколько ощущением того, что предначертано судьбой.

Всегда словно какой-то голос подсказывал, что эмиграция была бы большой ошибкой (мне тоже - А.Ш.).

Моя жизнь подчинена тому, чтобы реализовать дарование, данное мне Богом, и я понимаю, что сделать это могу только В России, в Петербурге. Мне нужны были русские артисты, их их "души исполненный" полет, классическая школа русского балета, немеркантильное понимание нашей профессии как театра самовыражения, неистовое желание творить.

Хотя жизнь театра в семидесятые-восьмидесятые была очень трудной. меня всячески провоцировали на то, чтобы я эмигрировал, старались прекратить нашу работу, практически не субсидировали. Было и моральное давление: труппу выпускали за границу, а ее руководителя нет. Но не замечать и не выпускать меня тоже уже было нельзя, потому что интерес к театру во всем мире усиливался, да и и дома мы регулярно появлялись на престижных площадках. В то же время мы десять лет скитались по разным спортзалам, бегали из одного района в другой на репетиции.

Чиновники, которые меня "гноили" вдруг сказали: наконец-то появилось искусство, адекватное нашей перестройке. И враг "нашего" балета стал "народным героем" и представителем "нашего" балета в мире.

Я горжусь тем, что наш театр сегодня является доказательством того, что Россия - это не большая "клиника" по сохранению классического наследия, а страна, способная создавать современное искусство. Мы конкурируем с театрами, имеющими многомиллионные годовые дотации. Культура сегодня утверждает репутацию России в мире как одной из ведущих стран. Это не меньшая ценность, чем нефть и газ.

Тут мы можем высоко поднять голову и выпрямить плечи, и надо дать возможность работать людям, которыми может гордиться весь мир.

Я по жизни человек немеркантильный и невсеядный. Очень рано понял, что не могу заработать всех денег, любить всех женщин, переставить все спектакли, а могу прожить лишь ту жизнь, которая мне отпущена Богом.

Сразу отсек все чужое, постороннее и начал жить в небольшом (в физическом плане) мире, чтобы создать свой огромный духовный, пластический мир, который я был призван создать.

Отсек праздную жизнь, все то, что мешало мне жить концентрированной творческой жизнью. Даже обижая кого-то. Конечно, есть друзья, к которым очень нежно отношусь, но мы не дружим, что называется, домами. Они мне это прощают.

Для меня существует только два мира, которые соединяются друг с другом, как сообщающиеся сосуды: театр и маленькая семья.

Ко мне часто приходят выпускники балетных школ, которые не любят танцевать, и я вижу, какое это для них мучение. В нашем деле (и в нашем тоже - А.Ш.) нужна бескорыстная любовь, с которой сегодня сталкиваешь все меньше.

Не место и образ жизни человека определяют его судьбу, а признание и дарование. Я работаю не потому, что хочу, а потому, что это единственная форма моего существования в этом мире.

Бог выбирает, а ты потом должен этому выбору соответствовать. Быть достойным этого выбора - это своего рода жизненный подвиг. Нужно очень верить в Бога и трепетно относиться к тому, что от него исходит. Желание самой личности - только осознание своего долга перед высшим.

Газета "МК в Питере". 2003. 2.07 - 9.07.

Можно ужаснуться от моего образа жизни. Это, видимо, и есть призвание. Мы достигли уровня, для поддержания которого требуется большая работа.

Когда я ставил балет «Анна Каренина» я ставил мое видение эротического мира женщины, патологически зависимой от мужчины и покончившей с собой, чтобы освободиться от этой зависимости. Очень важны ее слова, что она убивает не себя, а чудовище, которое в ней родилось, когда она перешагнула через ребенка, перешагнула через то, что есть божья мораль.

Я постоянно ощущаю трагическую зависимость женщин от чувственных отношений, ту женскую несвободу, которая есть всегда.