11.04.2020 г. я написал текст «Когда ехать в магазин?» и опубликовал на своих страницах в «Вконтакте» и Facebook, в котором была такая фраза: «Учитель не имеет права называть человека, которому он преподавал, своим учеником, а только ученик может решить является ли человек, который ему преподавал, его учителем». Эту мысль инициировал Владимир Глебович Парфенов, который в свое время, увидев подрисуночную подпись «Я с своими учениками...» к фотографии для моей книги, спросил: «А считают ли они Вас своим учителем?».
Именно на это выражение в тексте на своей странице в Facebook (https://www.facebook.com/shperk) и обратил внимание известный преподаватель Анатолий Шперх. Это породило там интересное, по крайней мере для меня, обсуждение людьми, с которыми я не был знаком. В другой ветке, в которой были мои знакомые, обсуждения не было – кому нравилось, те лайкали, и все.
Опишу важное для меня в указанном обсуждении. Сначала написал Виталий Лебедев: «Хорошее мерило!». Потом – Анатолий Шперх: «Я, к примеру, учил до восьмого класса информатике одного мальчонку, который потом в руках мэтра Шалыто стал чемпионом мира по программированию. Могу ли я называть себя учителем чемпиона? Ну, разве только в баре в хорошей компании под много-много пива. И то – с изрядной долей самоиронии».
На это я ответил: «Во-первых, не знаю кто это, но очень было бы интересно узнать, а дальше Вы попадаете под мое определение: если он Вас считает своим учителем, то да! Можете его спросить, или если скажите кто это, спрошу я. И еще выражение в «моих руках» далеко не точно: у нас много «рук» – мы как многорукий Шива – поэтому у нас и получается. Все начиналось с Васильева и Парфенова, а дальше понеслось: я, Елизаров, Казаков, Станкевич, Корнеев, Маврин и много, много, кто ещё, кого не перечислил. Извините, ребята! А слово «мэтр» будем считать, что я не заметил».
Анатолий (самое время кому-то, кто был в этот момент «между» нами, загадывать желание) ответил так: «Не претендую. Неважно, кто это. Он у вас не на хорошем счету :-). Я же говорю – только в хорошем баре». Теперь я: «Откуда Вы знаете про мой Счет! Вы можете узнать у него и без меня – ведь, интересно же. Можете написать, что поводом было мое высказывание и привести его. Но я знаю, что многие молодые люди, к сожалению, о себе рассказывать не любят, особенно правду!».
Анатолий после этого написал: «Слово «счет» должно быть с маленькой буквы :-)». А после он этого привел весьма остроумный фрагмент фильма с Челентано: «Граф считает счета на своем счету» (https://www.youtube.com/watch?v=bmZ_tVLBU8w). На это Анатолий (в моем лице) ответил: «Вы правы – я сделал опечатку. Присланный Вами фрагмент фильма – классный. К слову ещё про счёты. Недавно я объяснял одному молодому человеку, что Счетная палата – это не палата, заполненная счётами с костяшками. Таким образом я пытался объяснить, что, по моему мнению, у Кудрина вряд ли есть время на полноценное руководство ещё чем-то, кроме Счетной палаты».
После этого Татьяна Головина написала Анатолию Шперху: «Как бы попал этот мальчонка к мэтру, если б не вы? И это одно из величайших качеств учителя – передать ученика более опытному наставнику. Мы это проходим ежегодно – передаём своих олимпиадников профессорам, но контролируем их моральную и стратегическую подготовку к турнирам».
Потом Владимир Орлов написал текст, который, честно говоря, мне было очень радостно читать: «Никогда не разрешал себе называть наших «детьми», а всегда называл их учениками (в литовском языке слова ученик и школьник однокоренные). Сейчас я должен придумать что-то новое... Анатолий Шалыто, ваша мысль фундаментальна, спасибо!».
В рассматриваемом контексте правильное слово («непредсказуемо») нашла Галина Кузнецова: «Кто будет считать тебя учителем, а кто нет – непредсказуемо. Главное, что ты сделал все что мог, чтобы общение с учеником его вдохновило, «зажгло» и т. п.». Я написал: «Вот, именно потому что непредсказуемо, поэтому когда кто-то, особенно добившийся успеха в жизни, считает вас учителем – в двойне приятно!».
А вот, что написал Сергей Афонин: «Официально термина «ученик» не существует. Официально – «учащийся» и «обучающийся». На это я ответил: «Много я бы добился, если бы считал, что наши ребята – пассивные существа, как это следует из приведённых Вами официальных определений». Я получил поддержку от Марии Калужской: «Мы категорически не рекомендовали в своей школе употреблять слово «обучающийся» как порочащее честь и достоинство учеников. Только в отчётных документах для «птичности» языка».
Потом «появился» Леонид Блехер, который заметил: «Здесь мы имеем дело с довольно примитивной, увы, игрой на разных смыслах одного и того же слова – «учитель». Я поблагодарил Леонида: «Спасибо, что заметили – игра-то, оказывается, примитивная, а я-то думал – замысловатая!». А потом добавил: «Обратите внимание, что я здесь не использую большую букву «У» – это относится ко всем преподавателям и всем, кого они обучают, а не только к тем из них, кто добился успеха!».
Затем Владимир Спиваковский задал вопрос: «Учитель лишается права гордиться своими учениками?». Я ответил: «Сможет гордиться вдвойне, если будет знать, что тот, кого он обучал, считает его своим учителем».
На это Владимир заметил: «А как быть с учениками неблагодарными? Которые, скажем, очень умные, но эгоистичные, и считают, что всего добились и выучились сами. И никаких учителей с ними и рядом не стояло... ?». На это Шперх написал: «...но пораженье от победы...», а я задал вопрос: «Мне признание таких людей не нужно. А Вам?». При этом Виталий Лебедев вспомнил, что «современный культ неуважения к старшим кто-то описал следующим образом: «Всё, что я знаю и умею, я добился сам, а во всех моих недостатках виноваты родители и учителя». Спиваковский согласился с этим.
После этого он решил протестировать меня: «Телеведущий спрашивает: «Профессор, ваш ученик, которого вы всему научили, строит хорошие дома, но считает, что он этому мастерству научился сам, и вас не признаёт. У вас три опции: можете от него также отречься..., можете намекнуть, что это все-таки ваша заслуга... и можете отшутиться. Очень часто такие ситуации возникают в спорте. Какой вариант вам предпочтительнее?». «Мне третий, в который я бы вложил два первых!», – ответил я. Владимиру это понравилось...
Обсуждение закончилось так. Вадим Мелешко написал: «Учитель не имеет права...». Дальше можно не продолжать». Я попросил Вадима: «Не продолжайте, пожалуйста, если можете...».
Однако переписка продолжилась – неожиданно появился пост известного педагога Павла Максименко: «Вторые сутки думаю над этой фразой. И вот что придумал:
1. Мне нравится «не имеет права». Категорично-правовой залог убивает красоту.
2. Должна быть где-то обоюдка – учитель должен иметь возможность отказаться от того, что некто называет его учителем. 3. ВИР говорил нередко, что учитель тот, кто остаётся в своих учениках. Остаётся – заметьте! То есть не важно, считаю ли я кого-то своим учителем, но если он во мне остался даже с негативом – он всё же остался, и он учитель. Ибо всё равно чему-то меня научил».
Я поблагодарил Павла, но, все-таки, пошел в атаку: «Спасибо, что думали и весьма конструктивно! Как учитель в Вашем понимании, запрещаю обучаемым мною использовать аббревиатуры, кроме общепринятых (СССР и ВМФ, например). И хотя Вы у меня не обучаетесь :-), естественно, что возник вопрос: «Кто этот загадочный для меня ВИР?».
Максименко ответил: «Прошу прощения! Не ожидал, что ВИР окажется загадочным и неизвестным. Это Владислав Иванович Редюхин (увы, покойный), фигура очень известная и в образовании, и в Интернете (https://www.facebook.com/reduhin). На моём горизонте он был единственный, кто делал попытки системно рассматривать и проблемы образования в целом, и школу как один из институтов».
После этого мы начали нормально разговаривать. По первому его высказыванию договорились на замену в «формуле» словосочетания «не имеет права» на «не может». В рамках обсуждения второго высказывания Павел привел прекрасный пример: «Бродский иногда называл Евгения Рейна своим учителем. Но я не представляю, чтобы Рейн назвал Бродского своим учеником. Эдакий современный вариант истории с Пушкиным и Державиным».
Я ответил так: «Больно правильный пример: неужели нельзя называть учеником человека даже после подтверждения им, что Вы являетесь его учителем или, все-таки, можно, но не всегда? Если первое, то снова надо вернуться к «не имеет права», если второе, то как тогда записать?» Мое предложение: «Учитель без подтверждения человека, которому он преподавал, не может называть себя учителем», но в эту подформулу приведённый Вами пример не «лезет»...
Потом Максименко написал: «Да, Вы правы! Но тут такой странный случай, где «табель о рангах» оказывается сильнее тезиса. Бродский понимал, какую он честь оказывает Рейну, называя его учителем». У меня есть такой же пример – ни при каких обстоятельствах я не назову Геннадия Короткевича своим учеником, но мне легче, чем Рейну – Гена никогда не назовет меня своим учителем, что подтверждает то, что измененная подформула стала корректней.
Итак, пока останавливаюсь на следующей формуле: «Только ученик может решить является ли человек, который ему преподавал, его учителем, а учитель без подтверждения человека, которому он преподавал, не может называть его своим учеником». Кстати, в эту формулу укладывается и случай с Рейном и Бродским – до подтверждения Рейн не мог называть себя учителем Бродского, а после – сам может решать заявлять ли ему об этом!
Третье высказывание мы не обсуждали: сколько людей – столько и мнений, тем более, что это точно имеет право на жизнь.
После всего этого Анна Ханина написала: «Справедливо то, что называть детей учениками достаточно самонадеянно. Это они могут сказать, что мы их учителя. Или не сказать. Это как раз то, с чего началось обсуждение».
В заключение расскажу три истории, в которых, я уверен, ученики, по крайней мере, всегда будут помнить, кто, чему, а главное как, их учил.
Сначала история, описанная академиком Никитой Моисеевым, о том, как его знакомый печник проводил обучение. Сначала он подробно рассказывал и показывал, как класть печь. Потом смотрел, как это делает обучаемый, и отвечал на все вопросы. После завершения учебы, печник определял пошло ли на пользу его обучение и за каждую ошибку бил обучаемого «в морду». Вскоре ошибки исчезли, а обучающиеся – нет. Таким методом, видимо, можно обучить не любому предмету, но все-таки… Считали ли обученные печника своим учителем, история умалчивает.
Теперь о Фидии. «Он отделывал скульптуры и сзади, и спереди, хотя сзади они были не видны. Когда его спрашивали зачем отделывать сзади, он отвечал: «Как же никто не видит? А боги?»
И, наконец, рассказывает виолончелист Михаил Майский: «Перед всесоюзным конкурсом у меня внезапно умер отец. Я был в шоке, и не мог представить, как буду играть. Ростроповичу рассказали об этом. Он послал кого-то за бутылкой водки, посадил меня напротив и распил со мной эту бутылку (мне тогда едва исполнилось 18 лет) и час рассказывал о своей жизни. В частности, о том, как у него умер отец, когда ему было 14 лет, и что я должен играть на этом конкурсе в память об отце. Он меня так вдохновил, что в итоге я играл и попал на конкурс Чайковского».
Считаю, что описанный мною критерий «учительства» весьма удачным, так как в первые сутки его лайкнуло около 120 человек, с большинством из которых я не знаком, а это для меня немало!
У меня пока всё.
13.04.2020