УНИВЕРСИТЕТ ИТМО
Кафедра «Технологии программирования»

Рисунок...

07.01.1991 г., после того как Ленинград снова стал Санкт-Петербургом, был проведен суточный телемарафон «Возрождение Санкт-Петербурга», трансляция которого велась из Кировского театра (в Мариинский он был переименован через год –16.01.1992 г.). Галерея, где работала моя жена Ира, от лица ряда ленинградских художников передавала городу их работы, поэтому я «по блату» имел возможность долгое время находиться в театре. До сих пор жалею, что не подал заявку во «Всемирный клуб петербуржцев», который зарождался там. Главным художником этого мероприятия был Михаил Михайлович Шемякин, о чем сообщала газета, посвященная этому событию.

В то интересное время я собирал материалы из прессы по разным вопросам, в том числе и о Шемякине. Их у меня набралось достаточно много, и когда я в начале лета впервые летел в New York (NY), то решил передать их художнику, благо было известно, что он живет где-то поблизости от NY. Попросил номер телефона у своего знакомого – художника Владимира Афанасьевича Овчинникова (https://ru.wikipedia.org/wiki/Овчинников_Владимир_Афанасьевич), который в 1971 г. в своей мастерской в Кустарном переулке в Ленинграде организовал одну из первых квартирных выставок, после которой художника лишили мастерской «за использование ее не по назначению»! Пример творчества Овчинникова приведен в качестве иллюстрации порождения самоподобия в одной из моих статей (http://is.ifmo.ru/works/klet/).

Помню, как в году эдак 78-м , встретил Владимира Афанасьевича в букинистическом магазине, и он мне с радостью сообщил мне, что сегодня у него изменился статус – к нему приходил фининспектор и из лица с неопределенным видом занятий (по советским понятиям – тунеядца) он превратился в кустаря-одиночку (понятия «индивидуальный предприниматель» тогда еще не было). Общественное признание художника было согласовано с государством суммой ежемесячного дохода, с которого художник должен был платить налог!

По приезде в NY, я пообщался по телефону с Михаилом Михайловичем, сказав, что из Ленинграда и от Овчинникова. На это Шемякин заметил, что упомянутый мною город на самом деле является Петербургом, и он в свое время создал художественную группу с таким же названием (https://ru.wikipedia.org/wiki/Петербург_(художественная_группа)), история которой начиналась в 1964 г. с проведения в ... Эрмитаже «Выставки художников-рабочих хозяйственной части Эрмитажа. Навстречу 200-летию Эрмитажа», которая через два дня была закрыта, а директор музея М.И. Артамонов снят с должности. Эта группа состояла из пяти человек, включая Овчинникова и Шемякина. После этого он поведал мне, что считает, что был лишен советского гражданства незаконно.

Из разговора стало ясно, что до усадьбы Шемякина я не доберусь (правда, он сказал, что мы, возможно, сможем встретиться в Петербурге, где он помогает воинам-афганцам), и поэтому, чтобы не вести привезенные материалы обратно, я узнал телефон и позвонил нашей соотечественнице – журналисту Козловой (имени и отчества ее, к сожалению, не помню, и Интернет мне в этом не помогает) из газеты «Новое русское слово», просуществовавшей в NY 100 лет – до 2010 г. С Козловой мне встретиться удалось, материалы ей передал, и примерно через неделю на их основе вышла статья на целую страницу под названием «Карнавалы в Ленинграде и Санкт-Петербурге», в которой я, естественно, упомянут не был – ведь, меня, как в свое время и Козлову, учили, что главные герои – безымянные, и она оказалась хорошей ученицей...

А вот что еще в 1986 г. писал Шемякин в тексте под названием «Петербург и русский карнавал»: «Первое, что приходит на ум, когда мы говорим о карнавале, это праздник, а второе – Венеция. Комедиа дель Арте, давшая миру таких чудесных персонажей, как Арлекин, Пьеро, Коломбина, Пульчинелла, Дотторе, родилась в Италии, а в Венеции, на площади Святого Марка хулиганская вакханалия с этими персонажами достигла своего апогея. Но есть еще один интересный город – Санкт-Петербург – часто называемый Северной Венецией. Даже внешне Петербург очень напоминает Венецию: множество каналов, великолепные дворцы, замысловатая барочная архитектура... Именно здесь, в русской Венеции, русский карнавальный дух обрел свое самое яркое выражение» (http://www.litkabinet.ru/lib/carnavals.html). Это писалось после того, как художник, создал серию раскрашенных офортов, названную «Карнавалы Санкт-Петербурга».

После возвращения из Америки, я прочел в газете, что Лимонову по его просьбе вернули советское гражданство. Произошел августовский путч, после победы над которым в Москве был большой митинг, я был в столице в командировке пошел на него. Таких терминов как «разрешенный» и «неразрешенный» митинг в то время еще не было.

Там на вопрос о том, что меня сейчас волнует, заданный журналистом какого-то канала телевидения, я ответил, что Шемякину нужно вернуть гражданство. Естественно, это ни на что не повлияло.

После возвращения домой я написал в Комиссию по вопросам помилования при Президенте СССP письмо с просьбой о возвращении художнику гражданства CCCР, указав в нем, что раз он был лишен гражданства без его просьбы, то без просьбы от него оно должно быть возвращено.

О письме я рассказал жене, которая прокомментировала это только через несколько дней, когда по телевизору показали встречу Горбачева и Шемякина: «Как ты думаешь, они без тебя не разберутся?». Я знал, как жены относились к Наполеону и принцу Чарльзу :-), и поэтому воспринял такой комментарий, как должное, и ответил так:: «Конечно же, нет – первому и в голову не придет это предлагать, а второй унижаться не будет». Все так и произошло...

Как ни странно, через некоторое время я получил ответ, в котором было сказано, что «мой» вопрос решен положительно. Потом я долго искал возможность передать Михаилу Михайловичу копии этого письма и конверта к нему, в том числе через Анатолия Собчака и Владимира Гусева. Почему хотел передать копии? Во-первых, подлинники могли не дойти до адресата, во-вторых, я хотел передать их художнику лично, и то только в том случае, если он их попросит, ну, и, в-третьих, подумал, что подлинники мне и самому могут пригодиться... С Гусевым такой разговор состоялся, но не более того...

В 1994 г. такая возможность появилась у меня самого – Шемякин готовился к открытию в Санкт-Петербурге огромной персональной выставки в Центральном выставочном зале (Манеж). Однажды я зашел в гостиницу «Астория» и услышал разговор о поселении в нее художника. Слышал, когда он там появится, и упросил дать мне номер телефона забронированного ему номера.

Когда из прессы я узнал о приезде Михаила Михайловича, то позвонил ему. Трубку взяла его жена Сара, а после объяснения кто я такой, трубку взял Шемякин. Я напомнил наш разговор в NY и сказал о полученном мною письме.

Он предложил мне приехать, и я не заставил себя долго ждать. При этом я понимал, что Шемякин, как и Козлова, мой соотечественник, и поэтому мне в качестве благодарности, скорее всего, ничего не «отколется». Поэтому я на всякий случай захватил с собой шариковую ручку и ... планшет для рисования, предварительно позвонив Овчинникову, чтобы узнать его мнение по поводу того, как Михаил Михайлович может отнестись к моему предложению немного ... порисовать. Владимир Афанасьевич сказал, что если я поступлю так, то рискую... Ноя же не собирался так поступать – это просто была заготовка на тот случай, если я буду воспринят художником, как фанат, которому достаточно подышать одним воздухом с кумиром.

Сотрудники отеля были предупреждены о моем появлении, и я смог попасть в номер. За столом, на котором, кроме водки уже ничего не было, сидели Михаил Михайлович, мой знакомый художник Анатолий Васильев, архитектор Вячеслав Бухаев, работавший вместе с Шемякиным, как скульптором, а также Евгений Павлович Семеошников – учитель Михаила, как впрочем и Овчинникова.

Как и предполагал, я был воспринят в качестве фаната, поэтому мне не только не предложили сесть за стол, но и даже не налили рюмку водки. Я некоторое время постоял, как студент, который ждет экзамена, потом «экзаменатор», все-таки, подошел, и я протянул ему копии документов, как я считал, очень важных для него, так как свою историю он во многом писал сам.

Михаил Михайлович начал рассматривать переданное, и Васильев спросил его: «Анатолий, принес что-то важное?». Шемякин ответил утвердительно. Никаких вопросов о подлинниках задано не было. Возникла продолжительная пауза, которая свидетельствовала что пора двигаться к выходу, что и сделал. В это время я для художника все еще оставался фанатом – кругом были книги и альбомы о нем, плакаты, открытки, но это все было не для таких как я.

Когда мы дошли до вешалки, я перед тем, как одеться, решил получить замену не полученной благодарности, и вынув из портфеля шариковую ручку и планшет для рисования, попросил Михаила Михайловича что-нибудь ... нарисовать. Художник не был готов к такому: фанаты максимум что могут попросить у своих кумиров так это автограф на книге или открытке, но я этого сделать не мог – мне ни того, ни другого он не подарил. Предложение порисовать художнику понравилось не сильно, что отразилось в том, что шрам на его щеке стал красным, и он сказал: «Только быстро».

Я ответил, что не тороплюсь, и художник, по-моему, не отрывая руки от бумаги (в теории графов это называется «уникурсально»), нарисовал классного кавалера и кого-то еще. Потом оторвал руку подписал, поставил дату и передал рисунок мне. При этом он был уверен, что издевательство над ним закончилось...

Но это оказалось не так – я поблагодарил автора, но сказал, что если на этом все закончится, то будет неясно откуда этот рисунок у меня взялся: купил, нашел, подарили... После этого рисунок, планшет и ручка вновь оказались в руках у Михаила Михайловича. Почему-то мне показалось, что если бы у него был бы шрам еще и на другой щеке, то и он бы тоже изменил цвет, но там шрама, слава Богу, не было, поэтому Шемякин перевернул лист и написал: «Господину Шалыто с симпатией от Михаила Шемякина. 1994 г. СПб» (http://is.ifmo.ru/autograph/shemyakin/)!

Эта надпись породила два вопроса: как мне так быстро удалось превратиться из фаната в господина, и на сколько глубока была симпатия художника ко мне? На всякий случай я решил этих вопросов не задавать. Попрощался с Михаилом Михайловичем и ретировался.

12.07.2020 г. я позвонил упомянутому выше художнику Васильеву, который уже несколько лет преподает в ... Университете ИТМО, и мы иногда с ним общаемся. При этом я рассказал ему эту историю целиком, так как он принимал участие только на одном ее «акте», и после этого решил о ней написать...

14.07.2020.