УНИВЕРСИТЕТ ИТМО
Кафедра «Технологии программирования»
Создавать атмосферу успеха
Говорят, что в этом интервью слишком много букв. Может быть это Вас не смутит?
Опубликовано во вкладке к газете «Санкт-Петербургские ведомости» к
празднику выпускников школ Санкт-Петербурга «Алые паруса» от 22.06.2018 г.
Полстраницы – каравелла с алыми парусами, а остальное –текст, приводимый ниже.
Опубликовано во вкладке к газете «Санкт-Петербургские ведомости» к
празднику выпускников школ Санкт-Петербурга «Алые паруса» от 22.06.2018 г.
Полстраницы – каравелла с алыми парусами, а остальное –текст, приводимый ниже.
У нашего собеседника, доктора технических наук, профессора
Университета ИТМО (лидера по победам в чемпионате мира по
программированию), есть титул вполне официальный – «Наставник». В этом
году указом Президента РФ Владимира Путина была возрождена награда «За
наставничество» (с 1981-го по 1995-й она называлась «Заслуженный
наставник молодежи»). Наставничество профессора Шалыто – труд не из
легких: под его началом на кафедре «Компьютерные технологии» работают
четыре чемпиона мира, из них один двукратный, а вскоре, вероятно,
присоединится пятый – и тоже двукратный. С Анатолием Абрамовичем мы
говорим о том, каково руководить одними из самых мозговитых людей
планеты, как не отдать их мировым программистским гигантам, а также о
том, что наставника восхищает в учениках и что «бесит».
– Анатолий Абрамович, вы очень непривычный наставник. Ругаетесь, голос
повышаете – точнее, вы его никогда не понижаете. А для вас «наставник»
– это что такое?
– Меня о том же самом спросили в Москве первый заместитель
руководителя Администрации Президента Сергей Кириенко, помощник
Президента Андрей Белоусов и гендиректор Агентства стратегических
инициатив Светлана Чупшева. О наставничестве.
Я им ответил словами моей ученицы Арины Буздаловой (она уже кандидат
наук): «Это человек, создающий атмосферу успеха». Приятно, что это она
про меня сказала. А потом поведал им историю «про флаги».
На последней зимней Олимпиаде нашим спортсменам нельзя было выступать
под флагом своей страны, а в чемпионатах мира по программированию
флаги вообще не приняты: там как бы не страны соревнуются, а
университеты. И вот 2009 год, студент Максим Буздалов (сейчас он
кандидат наук, доцент, лауреат премии правительства России в области
образования) собирается с командой на чемпионат мира в Стокгольм, и я
ему даю флаг: «Выиграешь – поднимешь». Они выиграли, флаг на сцене
подняли.
А в 2017-м смотрю в компьютере прямую трансляцию с чемпионата из США,
ночью. Вижу – наши победили: Илья Збань, Иван Белоногов и Владимир
Смыкалов. Идет награждение – гляжу: флаг поднимают! В Южной Дакоте,
ковбойской части Америки, стоят наши ребята с российским триколором.
Никто их не просил, сами.
Вот в этом, образно говоря, и есть наставничество: разок посоветуешь
флаг поднять, а через несколько лет они уже сами.
А сейчас назревает мое личное достижение мирового класса. Возможно, у
нас на кафедре будут работать уже пять чемпионов мира по
программированию. Гена Короткевич (двукратный чемпион, признанный
лидер мирового спортивного программирования, – Ред.) оканчивает вуз и
остается у нас в аспирантуре.
– Чем заниматься будет? Ваши выпускники над расшифровкой генома работают…
– Вот у нас есть Леша Сергушичев, который статьи в Nature публикует, а
сейчас запускает на английском магистерскую программу по
биоинформатике и системной биологии. Я его спросил: «Ты знаешь, чем
Гену заинтересовать после диплома?»
В общем, из США в Финляндию переехал Марк Дэйли, выдающийся ученый –
математик, но занимается генетикой. Ему 50 лет, и у него индекс Хирша
(показатель продуктивности ученого, зависит от числа и важности
научных публикаций и того, как часто на них ссылаются другие ученые, –
Ред.) целых 168. Он по цитируемости входит в сотню всех ученых мира, в
том числе умерших – на первом месте Фрейд, у него индекс 272. И вот
Леша написал этому ученому письмо, мы выслали ему информацию про Гену,
статью в «Википедии». Там написано, что он еще во втором классе школы
выиграл олимпиаду по программированию, которая давала право поступать
в любой вуз Беларуси. И про все его остальные выдающиеся достижения.
Марк восхитился возможностью поработать с таким талантом и предложил
встретиться. При этом я сказал Гене, что у него появляется шанс
ненавязчиво еще раз войти в историю человечества, решив еще две-три
научные задачи к тем десяткам тысяч, которые он уже решил.
Финляндия под боком, можно жить тут, туда ездить к научному
руководителю, наши ребята так уже делали и делают.
– Но вообще вы очень «ревнивы»: не любите, когда «талантливая
молодежь» уходит в бизнес, уезжает за границу.
– Я обижаюсь не на тех, кто уезжает или уходит от нас, а на тех, кто
изначально клялся в верности университету, а потом уехал, хотя не
произошло ничего такого, что могло бы их в нас «разочаровать». Их же
за язык никто не тянул. Не надо говорить: «Люблю – не могу!». Про
любовь вообще лучше бы помолчать. Вообще, я обижен не на тех, кто за
границу уезжает. Я обижен на всех, кто не борется за них.
– Как бороться?
– Помню, президенту организовали встречу с «программистской
молодежью», и там молодой преподаватель рассказывал, что он получает
18 тысяч рублей.
Так вот надо, чтобы в первую очередь президенту устраивали встречи с
теми, кто хорош настолько, что завтра будет получать 18 тысяч долларов
в каком-нибудь айтишном гиганте. Чтобы президент сказал: «Вы здесь
нужны». Это не значит – дать 18 тысяч долларов. Надо просто сказать,
что они нужны стране.
Есть программа цифровизации страны, там сказано, что в год требуется
120 тысяч высококвалифицированных программистов и инженеров. И 800
тысяч в год людей со средними компетенциями, в том числе выпускников
техникумов. А мы с деканом факультета информационных технологий и
программирования Владимиром Парфеновым знаем, что классными
программистами во всей стране в одном году обучения могут стать всего
2000 человек, это считая с математиками и физиками! Вузов, готовящих в
IT – 450, но на высоком уровне готовят 10! Правда, когда мы об этом
напоминаем, нам отвечают, что имеются в виду не «классные
программисты».
Но сейчас говорят про необходимость «прорыва». Так вот для прорыва
нужны классные! Их надо сохранять в стране и в вузе, но очень, очень
деликатно.
– Вы предложили инициативу «Сохраним в университетах лучших»: чтобы
бизнес не растаскивал выдающихся выпускников, а доплачивал им, чтобы
они оставались в вузах, в науке и готовили кадры. Как эта идея
возникла?
– Это было десять лет назад. Я сидел на полуфинале чемпионата мира по
программированию – и меня осенило. Крупные компании не должны
подчистую забирать себе лучших выпускников вузов: заберет одного
сильного – один и будет, а если ему платить приличную зарплату в вузе,
он подготовит много специалистов.
Потом я оказался на крупном собрании программистских компаний-лидеров,
мировых и наших. Был «круглый стол» по кадровым проблемам , и бизнес
жаловался, что кадров мало. Ну я и сказал: «Есть хорошая формула:
«Делиться надо». И еще одна: чтобы собрать урожай, не надо съедать
весь посевной материал».
На самом деле у нас надо бы такую же штуку организовать, которая
действует в США с налогами на произведения искусства. Если ты
покупаешь дорогую картину, платишь налог, но он зависит от ее
использования. Если она у тебя дома висит – налог высокий, если в
офисе – ниже, если в какой-нибудь галерее, и другие люди могут на нее
любоваться – еще ниже.
Говорю этим лидерам IT: вот все вы учились в вузах, у вас был любимый
преподаватель, так вот придите к нему и спросите, кто у него самый
талантливый студент. И этого парня поддержите материально! Потом к
нему подтянется еще один, а нему – еще, и так построим цепь, за
которую всю страну тащить вперед будем. Ну тогда от этого моего
предложения все, конечно, обомлели и заявили, что им такое и в голову
не приходило.
– Прошло 10 лет. Сейчас такое в голову приходит? Охотно «делятся»?
– Нет, не охотно. Например, из одного крутого банка я вытянул
стипендию студенту, 40 тысяч рублей в месяц, так они бдительно следят,
когда студент окончит обучение и уже можно будет стипендию не платить.
Но я в любом случае говорю спасибо. А вот компания JetBrains очень
вузам помогает: жертвует на науку и образование 1%, причем не с
прибыли, а вообще с оборота, при этом ничего не прося взамен – просто
хотят, чтобы в нашем городе в области науки и образования не было
«выжженной земли».
У меня трудная работа. Вот, например, год назад уговаривал одного
студента, выпускника, остаться в Университете ИТМО. Уникальный парень:
из деревни, 200 км от Перми, по интернету учился по лекциям Андрея
Станкевича (доцент кафедры компьютерных технологий, официально – самый
продуктивный в мире тренер команд по программированию, – Ред.),
поступил к нам, стал призером чемпионата мира по программированию. Я
часами уговаривал его после университета остаться у нас. Он мнется: я,
говорит, в стартап хочу, а какой – сам не знает. Ушел.
Я говорю Станкевичу: «Тебе легко! Тебе надо всего лишь обыграть все
вузы мира. А мне-то, чтобы их удержать, надо обыграть не только
университеты, но и «Гугл», «Фейсбук», «Яндекс», банки, стартапы...»
Станкевич признает: «Да, вам труднее». Это тоже меня мотивирует.
Кстати, почитайте в Сети мои «Заметки о мотивации».
– Что вы этим чемпионам такое говорите, чтобы они не уезжали?
– Разное. Рассказываю о жизни. Спрашиваю, кто будет учить их
племянников, когда они уедут. Про чувства многих родителей и всех без
исключения дедушек и бабушек, которым «почему-то» не нравится целовать
своих детей-внуков в Скайпе. А еще о том, как они будут у своих детей
русский язык поддерживать, когда все вокруг говорят иначе. Да и много
еще о чем.
Есть три показателя, которые играют очень большую роль в борьбе за таланты.
Первый – зарплата. Понятно, что в мировых корпорациях платят много. Мы
стараемся платить пристойную зарплату, если не можем платить
достойную.
Второй, и основной – свобода. В «Гугл» ты 80% своего рабочего времени
тратишь на фирму, 20% можешь использовать на свои проекты. А у нас –
наоборот, 20 % рабочего времени уделяешь университетским проектам, а
80% – своим. В том смысле, что делаешь дело, полезное для
университета, но сам решаешь, что вузу будет полезно. Это как в джазе,
когда можешь импровизировать, находясь в некотором «квадрате». Так вот
тот, кто ценит свободу и возможность работы с другими IT-талантами, с
которыми много лет дружишь – тот и остается. Свобода для того, кто ее
ценит, дорогого стоит.
А третий фактор – отношение. Поясню на примере. Один парень собрался
поступать ко мне в аспирантуру. У него папа, главный инженер большого
оборонного завода, удивился: он сам в свое время быстро ушел из
аспирантуры – не хотел «служить» научному руководителю. А парень
говорит: «У нас наоборот!». Папа говорит: «Так не бывает, но если ты
так думаешь, попробуй». В общем, уже много лет этот папа звонит мне:
то с Новым Годом, то с Днем рождения поздравит.
Да, я бегаю за ними, вожусь с ними – борюсь за них, потому что мало
кому, кроме программистских гигантов и меня они нужны. Не так просто
найти для них достаточно сложные задачи, на которых раскрывается их
талант, с ними трудно общаться и т.д. и т.п. К ним надо относиться,
как к своим детям. Интересоваться здоровьем, выручить материально...
Правда, когда их много, уже сложно — у нас сейчас на кафедре и в
лаборатории работает человек 70. Из них я, кажется, большую часть
пригласил на свое семидесятилетие.
Мы с деканом Парфеновым дали им полную свободу, вплоть до деления
денег по грантам: вы, ребята, выиграли – вы и делите. Причем что мне
нравится: мальчишки-руководители проектов могли бы получать больше, но
они себе «потолки» в зарплате установили. У нас один парень получает
грант Сколкова, личный, так он его включает в общий котел. Это ведь и
подстраховка: вдруг у кого-нибудь что-то лучится, кто-нибудь заболеет
– помочь надо.
– Вы их так расхваливаете. Неужели ничего не бесит?
– Бесит. Я тут недавно просто «падучую» устроил. Прихожу в ИТМО в
одиннадцать утра (я далеко живу) – и вижу, что на рабочем месте никого
из моих ребят нет! И ведь они не могут мне сказать, что позже
приходят, зато и уходят поздно, – со мной такое не пройдет, я ухожу
часов в десять вечера, последним.
Я, конечно, понимаю, они с работой справляются, но меня бесит, что у
них нет потребности быть на работе. Пребывание на рабочем месте сильно
дисциплинирует. Вот корейцы говорят: «Единственная причина неприхода
на работу – это внезапная смерть, о которой тоже надо заранее
предупредить начальство». У меня это в крови – я больше 40 лет работал
на «Авроре» (концерн «НПО Аврора», – Ред.), и сейчас там работаю по
совместительству. Я чуть ли не 15 лет жил в таком режиме: в 8.30 –
«Аврора», рабочий день заканчивается в 17.30, садился на маршрутку и с
18.30 в ИТМО работал со студентами. До полдесятого. Домой приезжал
позже одиннадцати вечера, а в 8.30 опять был на работе. А в
университете еще и все субботы проводил. Мне уже было за 50, я работал
по 14 часов – и ничего, не умер. Что мешает двадцатилетним работать не
меньше,
если, как они говорят, им работа нравится?
Вот сейчас мне исполнилось 70. Недавно декана Парфенова, меня и наших
трех чемпионов на одной пресс-конференции спросили, какими мы себя
видим в 2035 году. Я был последним и сказал так: «Мне будет 87 лет.
Скорее всего, я доживу: у меня папа дожил до 91 года, а маме сейчас
94. Я буду работать в Университете ИТМО на кафедре «Компьютерные
технологии», и сохранять в университете лучших». Это был очень
короткий и наиболее правдоподобный прогноз из озвученных. Мне
зааплодировали. Так я впервые в жизни победил трех чемпионов мира по
программированию.
Интервьюер – Анастасия Долгошева.
| © 2002—2024 | По техническим вопросам сайта: alexvatyan@gmail.com |