Розенблюм Л.Я.
Можете представить себе температуру около 50 градусов Цельсия с пронзительным ветром. Выйдя на улицу из дверей гостиницы «Большой Урал» в Свердловске, мы были вынуждены передвигаться перебежками от одного магазина к другому, чтобы иметь возможность отогреться. В одном из них на нас смотрел с хитринкой Василий Иванович, заключенный в золоченую раму размером 2×3 м. Стоимость Чапаева была баснословно низкой — 5 рублей. Если бы не мороз, он точно переехал бы в Ленинград.
Всем известен Эдвард Ф. Мур, один из создателей теории автоматов. Он приехал в Ленинград на проводимый нами международный симпозиум. Разговаривать с ним можно было на любом языке. Не потому, что он знал их все, а просто потому, что никого не слушал. Он упоенно рассказывал про свои результаты, из пищи потреблял только молоко, причем утром ему нужно было австралийское, на ланч — бразильское, а на ужин — голландское. Сопровождающий его Арчил Заболотный удивлял в ресторанах официантов, заказывая молоко. Естественно, подавали Муру один и тот же сорт за отсутствием других, но невозможно было сказать ему про это. Он просто не позволял раскрыть рта, а сам поглощал молоко в немыслимых количествах.
Еще одна тема занимала его не меньше самой науки. Он был занят воссозданием генеалогического дерева. Наибольшим его достижением в этом направлении была находка могилы его прадеда. Для документирования он пригласил запечатлеть ее одного из лучших фотографов штата, который согласился выполнить заказ. Мур повез его на машине. Путь в одну сторону занял часа 3, а процесс съемок — около 10 минут. Счет оказался космическим, и Мур без обиняков поинтересовался причинами. Фотограф ответил, что он включил в счет сумму, которую мог бы заработать за время пути туда и обратно в своей мастерской.
Проявив познания в других сферах жизни, Мур распознал бюст Ленина в Доме ученых, но не остановился на достигнутом и, уверенно тыкая пальцем в бюст Горького, сказал, что это Сталин.
В весьма хорошем настроении мы погрузились в такси и поехали от Захарова к кому-то в гости. Валера взял с собой банджо и всю дорогу развлекал нас песнями из своего обширного репертуара. «Мясоедовская» довела таксиста до слез, и он отказался брать с нас деньги за проезд.
Боба Овсиевича как специалиста по организационным системам вызвали в Смольный и предложили то ли проанализировать, то ли написать какой-то документ. Ему были предоставлены обширный кабинет и секретарша. После двухчасовой работы девушка предложила отвести Бориса Львовича в буфет. Боб был поражен разнообразием ассортимента и до удивления низкой стоимостью. Когда после подкрепления секретарша спросила, что еще нужно, Боб сказал, что ему необходимо срочно доставить его сотрудника Игоря Николаевича Боголюбова, что было сделано без задержки. Можно представить, какой ущерб Боб с Гаврилой нанесли смольнинскому общепиту!
У меня есть дурацкая привычка крутить пуговицу пиджака собеседника при приватном разговоре. Дважды я по дурости использовал этот прием на одной из Гавриловских школ в Мозжинке.
Держась за пуговицу при разговоре с Егором Согомоняном, я призвал его как можно скорее представить к защите свою докторскую диссертацию, потому что он задерживает остальных диссертантов, в частности меня. Наша научная добросовестность, — обяснял я, не позволяет нам выйти на защиты раньше Егора, учитывая его широкую известность и значимость научных результатов. Мое пожелание сработало, как часы, к удивлению всех ИПУшников.
Затем я переключился на директора ИППИ АН СССР Сифорова, расспрашивая его о бытности в ЛЭТИ. Владимир Иванович долго беседовал со мной — наверное, это сработал пуговичный эффект. При этом музыка играла настолько громко, что я неожиданно переключил тему и попросил Владимира Ивановича сесть за рояль и сбацать что-нибудь в духе 30-х годов. Я понятия не имел, играет ли членкор на фортепиано, но моя просьба возымела действие, и он ублажил всех отличным исполнительским мастерством. Старая гвардия!
Для непосвященных: это название ресторана при автобусной станции города Ялта.
Там проходил банкет по поводу окончания Гавриловской школы в Карабахе, к которому мы загодя весьма тщательно подготовились. Правда, подготовка носила односторонний характер в том смысле, что было только строго расписано, кто какого вина и какой водки покупает и везет в Ялту. Идея состояла в том, что при продуманной форме (алкогольной аранжировке) содержание придет само собой как продукт импровизации. Так оно и оказалось.
Едва усевшись за стол, мы поманили руководителя джаз-банда и протянули ему две бутылки водки. Музыкант как-то застеснялся, но, увидев наши посерьезневшие лица, передумал и взял «трубку мира».
После некоторых тостов, проскочивших в темпе буги, мы возбудили весь зал. Причина состояла в блестящем тактическом использовании известной игры «Крокодил». Суть игры состоит в следующем. Все участники игры вносят в банк по рублю, и жюри объявляет конкурс, скажем, на самую высокую даму. Участники по сигналу приглашают дам на танец, и выигрывает тур кавалер, которому удалось пригласить самую высокую. Победитель освобождается от платы за следующий тур, когда как остальные участники вновь вносят по рублю. Следующий тур — на самую кривоногую даму, затем на самую толстую, самую плоскую и т.д., по выбору жюри. Жюри не властно изменить только условия последнего тура, когда участники сражаются за крокодила, т.е. даму, худшую во всех отношениях.
Победитель последнего тура срывает банк. Ясно, что стратегически выгодно с самого начала зафрахтовать потенциального крокодила и протанцевать с ним (вернее, с нею) весь вечер. Так и поступил мудрый Боб Овсиевич, который пригласил на первый тур иностранку этак лет 80, вызвав бурные овации сидевших за ее столом за неподдельное проявление джентльменства. Зал был абсолютно загипнотизирован происходящим, потому что (где это видано?) популярностью пользовались уродины, а не красавицы, причем при невиданно высоком уровне соперничества. В перерывах между турами продолжались тосты, так что содержание алкоголя в крови нарастало стремительно.
Пойдя по единственно правильному пути с самого начала, Боб сплоховал и уступил свою уже почти безжизненную леди Имрану Сейфулле за 5 рублей. Решение, явно спровоцированное интоксикацией. Имран и сорвал банк.
Слегка отдохнув после гимнастики танцев, компания разбилась на группы. Дима Поспелов водил всех в бар, угощая коктейлем «Огненный шар» стоимостью два рубля. Интересен был способ оплаты. Дима скатывал рубли в шарики и катил их в сторону бартендера, полагая, по-видимому, что между названием коктейля и формой оплаты должно существовать сходство.
Виля Хазацкий успешно захватил микрофон и заставил купленный заранее оркестр подыгрывать ему. Для усиления мощи оркестра я был посажен за барабаны.
Запыхавшийся Боб вдруг вытащил из-за стола Андрея Гобземиса, заявив, что ему нужна помощь в латышском. Я не слышал до того, чтобы он жаловался на свой латышский.
Вернувшийся через некоторое время Андрей рассказал, что он поработал переводчиком, когда Боб пытался навести мосты между собой и очаровательными двойняшками из Риги. Боб вернулся в Карабах на следующий полдень и на пристрастные вопросы, как ему удалось сладить с обеими красотками, не отвечал, замкнувшись. Впоследствии удалось выяснить, что он и не предполагал, что имеет дело с близнецами, объясняя «парное» видение известной особенностью алкоголя (двоится).
Как не странно, других потерь на обратном пути из Джалиты в Карабах не было. Все стоически перенесли качку и тряску троллейбуса.
Дима Поспелов раз побывал в компании, показавшейся ему интересной. Он сказал об этом даме, которая пригласила его туда. Она не возражала, но вспомнила, что случайно оказалась года два тому назад в компании физиков в Ялте, и это был самый высокий класс, какой только можно представить. Наверное, нас приняли за физиков по закону исключенного третьего — уж на лириков мы никак не были похожи.
Экскурсовод рижского турбюро был полиглотом. Он вел экскурсию на трех языках — русском, английском и немецком. Когда автобус поворачивал на следующую улицу или подъезжал к местной достопримечательности, гид пространно говорил по-русски, а затем кратко переводил сказанное на английский и немецкий. Например, после десятиминутного эссе на русском, посвященного Домскому Собору, гид декларативным голосом объявлял: «The Dome Cathedral. Was erected in 18..», и этим перевод исчерпывался. Затем следовал подобный перевод на немецкий.
Смертельно уставший от многочасовой экскурсии очень немолодой экскурсант слабеющим голосом прервал гида и спросил: «Извините, не могли бы Вы сказать, где мы будем в 6 вечера?», на что экскурсовод бодрым голосом ответил: «На кладбище!».
Трудно встретить человека, который заставляет тебя начинать хохотать сразу после того, как открывается его рот. Таким человеком является Леня Вольвовский. Сейчас, говорят, он стал ортодоксом. Тем лучше для них: сочетание торы и юмора очень продуктивно.
В бытность свою аспирантом Гаврилова Леня стал правозащитником. Черные кагебешные Волги несколько раз отвозили его на 101-й километр и бросали там. Ветер, дождь, снег и стужа делали свое дело. Он все нетерпеливее готовился к переезду в теплые края.
Несколько историй, рассказанных Вольвовским.
Его знакомый был приглашен погожим летним днем на дачу приятелей. В своем лучшем костюме, с букетом цветов и коньяком он открыл калитку, но маленькая собачонка вцепилась ему в ногу и разорвала штанину. Тогда гость схватил псину за задние лапы и дал им по морде поспешившего на помощь хозяина. Рассказывая эту историю истерически хохочущей публике, Леня выдерживал паузу и добавлял, что собака — не кошка, и когтей не втягивает.
Отдыхая летом в Крыму, он зашел в одном доме в туалет. Когда в нужный момент он дернул фарфоровую ручку, висевший под потолком здоровенный бачок рухнул на него, и из него изверглось море воды. Пытаясь поднять бачок, Леня узрел на нем фирменную надпись: «The Best of Niagara».
Толя Шипилин с Любой провожали нас после вечеринки. Толя, имеющий телесложение Портоса и двухметровый рост, чихал и кашлял, и Леня спросил его, как ему удалось так простудиться — ведь погода стоит хорошая. «Не знаю какая погода у вас там внизу, а у нас тут дует», — парировал Толя. Рост Вольвовского — что-то порядка 160 см.
После окончания аспирантуры Вольвовский распределился в подмосковный Красногорск. Однажды в их лабораторию зашел начальник соседнего отдела, набрал номер и стал что-то кричать по телефону. Леня поинтересовался, почему он так кричит. Ему ответили, что он разговаривает с Москвой. «А что — связи с Москвой нет?» — спросил Вольвовский.
На конференцию в Киев Слава Горбатов приехал позже Боба и меня, и оргкомитет уже не работал. Но он знал, что мы должны были остановиться в гостинице «Ленинградская», и дозвонился до нас. Я посоветовал ему добраться до гостиницы и обещал все уладить. Затем я позвонил администратору и от имени оргкомитета попросил заселить гостя, известного московского профессора Горбатова, в лучший из зарезервированных для конференции номеров. Сразу после разговора к нам в номер пришла коридорная и забрала у нас кресло, ссылаясь на то, что в соседний номер приезжает очень известный ученый.
Перед отъездом мы зашли в магазин и купили по бутылке «Горiлки з перцем», причем Горбатов устроил скандал, что ему дали бутылку, в которой на дне всего два перца, тогда как на этикетке написано, что должно быть три.
Однажды, будучи в Киеве, мы пошли провожать Боба Овсиевича на московский поезд, он ехал на защиту своей жены, Иры Воронцовой. На поезд мы опоздали из-за ремонта вокзала, превращенного многочисленными перегородками в лабиринт Минотавра, выход из которого мы по некоторой причине не смогли быстро найти. Ознакомление с расписанием показало, что минут через 20 в Москву отправляется другой поезд, следующий из Софии. Поезд стоял на перроне, но посадки на него не было, и двери заперты. Мне удалось привлечь внимание глядящих в окна пассажиров громким скандированием болгарских слов, запас которых был ограничен, но не пуст. Этими словами были «Плиска», «Шипка» и «Алеша». Это и братство наших народов сделали свое дело, и усилиями побратимов грузное тело Боба было запихано в вагон через окно.
Мы с Витей вышли из ЛЭТИ и болтали, направляясь в винный магазин на улице Чапыгина, где Вите нужно было купить бутылку шампанского — он шел в гости. Очередь была неимоверно длинна. Витя протолкался ко входу в магазин и протянул стоящему в ватнике человеку 10 рублей, попросив купить бутылку шампанского, а сдачу взять себе за услуги. Сострадательно посмотрев на Витю, рабочий человек произнес:
- Ну, бляха муха, вас, интеллигенцию, прижали…
На школе в Карабахе во время обсуждения Вадим Николаевич Рогинский вышел к доске, нарисовал прямоугольник высотой в пять сантиметров и длиной с доску и сказал:
— Мы умеем синтезировать схемы, но что делать с таким задержками — не знаем.
После Гавриловского семинара в старом здании ИАТа на Каланчевке мы пошли пообедать в кафе гостиницы «Ленинградская». Все места были заняты, и очередь была устрашающей длины. Рогинский не растерялся и вызвал метра, которому предъявил свое КГБешное удостоверение. Немедленно был поставлен дополнительный столик, и метр доверительно нагнулся к Вадиму Николаевичу и доверительно спросил:
- Собираетесь покушать или так посидите?
На школе в Карабахе Виля Хазацкий частенько собирал публику и начинал рассказывать анекдоты. Почему-то на этот раз все анекдоты начинались со слова один. Поэтому когда он как-то вспомнил свежий анекдот, мы дружно выкликнули: «Один…» , ожидая продолжения. Но Виля был не прост. Он сказал: «Двое…»
Виля Хазацкий провел дома у Валеры Коваля в Киеве почти неделю, и Валера стал без экивоков намекать, что пора уже и честь знать. Пришлось даже одолжить деньги на обратную дорогу. Утром в день отъезда Валера ушел на работу, но, придя домой, обнаружил за столом Вилю, который опоздал на самолет.
Во время футбольного матча на озере Иссык-Куль, Слава Мараховский получил удар мячом в лицо, защищенное очками, в результате чего очки были вдребезги разбиты, а физиономия сильно кровоточила. Славу увели с поля. Через минут 20 матч закончился, и на обратном пути с поля в лагерь мы столкнулись с ним. Слава был в тех же очках! Оказалось, что у него были вторые, запасные.
В том же матче Варшавскому, стоящему на воротах, удалось отразить смертельный удар Толика Гиоргадзе, причем сделал он это не руками, а верхней штангой, чем очень гордится до сего времени.
Серьезно подготовившись к своему тосту на свадьбе дочери Лены, Слава говорил о роли семейной ячейки в обществе. В середине спича он мысленно увидел себя в роли деда и разрыдался.
Женя Бутаков стажировался полгода или более того в Бельгии и возвратился в Севастополь не без подарков. Будучи у него в гостях перед школой в Карабахе, мы живо интересовались стоимостью привезенных аппаратуры и предметов обихода. Женя не темнил и исправно называл цены. Затем мы спросили, сколько стоит в Брюсселе визит в район красных фонарей, и он ответил. Других подробностей, кроме взгляда прохожего со стороны улицы, он сообщить не мог, потому что внутрь ни разу не заходил. Мы поинтересовались причинами, и он назвал дороговизну. Мы немедленно разделили общие подарочные затраты на стоимость визита и получили в результате что-то около 50. Бутаков на наших глазах расплакался не как мальчик, а как мужчина.
Кстати, в Карабахе Женя должен был прочесть 7 или 8 двухчасовых лекций по пороговой логике. Присутствующие авторитеты в этой области в течение четырех лекций не давали ему продвинуться дальше определения пороговой функции из-за мелких некорректностей.
Было заметно, что Бутаков вот-вот расплачется.
На конференции в Новосибирске Аркадий Закревский изложил свой результат в области пороговой логики, которой он не занимался, а лишь использовал, как обычно, метод кавалерийского наскока. К тому же результат оказался неверным, на что я ему указал и посоветовал прочесть пару публикаций на эту тему. Аркаша не смутился и простодушно сказал, что ему проще получить результат, чем прочитать статью.
Было время, когда все занимались однородными структурами. Одна из контр-конференций, проведенных в Киеве академиком Пуховым, была даже названа «Неоднородные структуры». Так вот, ни одна из конференций не обходилась без споров между Прангишвили с сотрудниками и Лазаревым с сотрудниками о приоритете в одном из результатов. Однажды Лазарев решил прекратить препирательства навечно и заявил:
— Мне надоели наши споры о приоритете. У нас в лаборатории это первым придумал Имран Суйфулла!
Как-то Женя Бутаков привез приехавшую в Севастополь Нелю Чайку в катакомбы винокомбината «Новый свет», выбитые в известняках Аккермана. Его приятель был там директором и любителем шахмат. Выпив, он предложил сыграть пару блицев Бутакову, но тот отказался, сказав что лучше сыграть их с гостьей. Директор сначала не захотел марать оружия, но потом согласился и обещал за каждую проигранную партию приз — ящик шампанского. Неля выиграла подряд три партии, оставив хозяина с головной болью и без трех ящиков шампанского.
Бакинский аспирант Лазарева Тофик пригласил Боба Овсиевича и меня в свой номер гостиницы «Большой Урал», где мы остановились перед школой в Хрустальной. Тофик выставил коньяк, и мы беседовали о работе. Потом хозяина номера потянуло на философию. Споря с нами по каждому поводу и без повода, он вдруг упал со стула и захрапел. Мы перенесли тело на кровать, и я распустил ему ремень. Мы уже открыли дверь, чтобы удалиться, как Боб вдруг сказал, что Тофик утром может нас не понять. Пришлось возвратиться и затянуть ремень.
Отправляя сына Филиппа в пионерский лагерь, Эрик Фирдман строго-настрого проинструктировал его, чтобы он не рассказывал политических анекдотов. В родительский день молоденькая пионервожатая, разговаривая с отцом, пожаловалась на единственный недостаток Филиппа. Он после отбоя постоянно рассказывает в спальне анекдоты до глубокой ночи, нарушая распорядок дня. Разгневанный отец погнал испуганного сына в лес, намереваясь настегать его, но Филя бежал быстрее лани, крича на ходу: «Папа, я им ничего по Понпинду не рассказывал!»
Как-то Витя позвонил мне на службу и задыхающимся голосом сказал, что я должен срочно ехать в Дом Учителя на канале Грибоедова и прочесть там лекцию о кибернетике. Других инструкций не последовало — Витя куда-то торопился. В вестибюле меня встречали, и было как-то неудобно сказать, что я не Варшавский. Времени было в обрез, и Виктор Ильич № 2 поинтересовался, каков контингент слушателей. Ответ запер мое дыхание — мне сказали: «Дошкольники». Оказалось, что речь идет о воспитателях детских садов. Пораскинув мозгами, я решил говорить о выдающемся шулере в юбке — Розе Кулешовой, тем более что совсем недавно перед этим о ее трюках подробно рассказывал Мика Бонгард. Дошкольникам лекция явно понравилась, но один из вопросов попал прямо в яблочко. Слушательница спросила меня, какое отношение имеет мой рассказ к кибернетике. Свой путаный ответ я не помню, но этот фол должен камнем лежать на Витькиной душе.
В Звенигороде мы зашли в обувной магазин. Леня Вольвовский направился к продавщице и зычным голосом спросил: «У вас обувь есть?».
Во время школы в имении Гончаровых под Можайском Витя Варшавский привел ко мне пышную девушку, которая хотела со мной поговорить. Оказалось, что я понравился ей настолько, что она готова была разделила со мною ложе, не успев перейти на ты. Я поинтересовался, чем именно мой экстерьер привлек ее, и она простодушно ответила, что ее поразили мои американские теплые боты. Я не стал ее разочаровывать. Это были обыкновенные чешские татранки за 8 рублей пара, но только серого цвета. Что не говорите, женские критерии часто странноваты, но мы должны с этим мириться.
Внизу дома Академгородка, где живет Ольга Леонидовна Бандман, имеется огромный продуктовый магазин с двумя входами. Удобно, но беда в том, что изобилия продуктов в нем было незаметно. Стояли трехлитровые банки с огурцами (в среднем по три здоровенных огурца в каждой), коробки с частиком в томатном соусе и, что несколько неожиданно, три разновидности гранатового соуса. Местные обыватели окрестили магазин «пусто-пусто».
Мы с Бобом Овсиевичем перевели под редакцией Варшавского книгу М. Дертоузоса (правильнее было бы писать — Дертузоса) по пороговой логике, которая вышла в издательстве «Мир». Скоро директор Computer Science Laboratory Массачусеттского Технологического института посетил нас в составе делегации IEEE, и к его визиту мы выбили из издательства гонорар, хотя тогда международная конвенция по авторским правам еще не была подписана Союзом. Майкл был очень доволен и одарил меня подарком для моей жены Тамары. Когда она развернула его, в пакетике оказалась нитка, но не жемчуга, а кукурузы, раскрашенной разными цветами. Сам Майкл с удовольствием принимал от нас мелкие подарки и даже сказал, что мы такие же щедрые, как греки.
Майкл, по происхождению грек, одно время работал экономическим советником в Греции, где его дядя входил в правительство черных полковников. О Греции он говорил немного, но ему очень нравился такой анекдот. Запустили греческого космонавта с дублером-обезьянкой, которая выполняла команды куда лучше самого космонавта. Когда космический корабль вошел в тень земли, ему дали команду приступить к завтраку. Появившись через час в эфире, космонавт доложил, что задание выполнено. «Что ели?» — спросила Земля и получила ответ: «Обезьянку».
Программа общения была разнообразной. В Русском музее Майкла заинтересовала скульптура Сцеволлы, отрубающего себе руку, и мы сказали, что это человек, который не хочет воевать во Вьетнаме, что сразу же им было классифицировано как шутка, тянущая на 5 лет тюрьмы. Остановившись перед Доской почета на улице Чайковского, Майкл поинтересовался, неужели у нас столько людей разыскивает полиция. В ресторане Садко, где мы дали обед в честь автора, вице-президента Мотороллы и председателя IEEE, произошла заминка. Поскольку мы говорили на английском, халдеи затребовали доллары за черную икру, которых у нас с Бобом отродясь не было (расплачивались, естественно, мы как хозяева). На следующей неделе мы неожиданно столкнулись с гостями в гостинице «Золотая долина» в новосибирском Академгородке и пригласили их в свой номер. Войдя, Майкл шепотом поинтересовался, как выключить спрятанный микрофон, чтобы спокойно поговорить. На встрече был и Марк Карповский. Прощаясь, мы спросили, у кого из нас английский лучше, и ответ Майкла разочаровал каждого из нас. Он сказал, что не заметил никакой разницы. Между прочим, микроэлектронщик Ян Наруд из Мотороллы, по нашему мнению, говорил еще хуже нас, потому что у него были поражены все звуки. Прощаясь, он каждый раз произносил одно и то же слово, которое мы никак не могли декодировать — звучало как сюлэ. Только спустя много лет я понял, что он говорил «See you later».
Дима Поспелов, Виля Хазацкий и я поехали электричкой с турбазы «Хрустальная» под Свердловском в город с намерением посетить кабак. Зайдя в ресторан под названием «Ермак Тимофеевич», мы неожиданно обнаружили, что наша общая касса составляет лишь 14 рублей. Мы сразу поставили в известность об этом официантку, но не смутили ее этим. Она спросила, что мы будем пить, и мы скромно заказали по 250 граммов водки, причем различных сортов — знай наших, попросив принести также самой дешевой закуски. Через полчаса, когда со всем было уже покончено, официантка подошла и, к нашему удивлению, сказала, что может подать еще по 100 граммов, что привело нас в радостное состояние. Она притащила даже большой поднос с сыром, и когда мы еще раз напомнили о нашем скудном бюджете, улыбнулась и сказала, что это — за ее счет. Довольные, мы предались разговорам.
Потом Виля загадочно исчез, а мы с Димой вышли на улицу и обратились к оказавшейся рядом девушке по имени Тася, с которой я пообщался до того во время танцев, с просьбой показать, где вокзал. Она спросила, куда нам надо, и испугала сообщением, что электрички уже не ходят — поздно. Был страшный холод, и мы покорно попросили Тасю устроить нас на ночлег. Она не растерялась, привела нас в детский садик, где работала воспитательницей, расставила и застелила малюсенькие детские раскладушки. Как сейчас помню, на раскладушках крупными буквами были написаны имена детей — Андрюша, Настя и т.д.
Как мы могли отблагодарить нашу спасительницу? Мы пригласили Тасю с подругой на заключительный банкет в «Хрустальную».
Хазацкий потом разъяснил свое исчезновение тем, что пошел проводить даму. Она предложила выпить чашечку кофе, но подъезд украшала вывеска «Комитет государственной безопасности». Виля предпочел смыться, благодаря чему успел на последнюю электричку.
Виктор Перчук на второй Гавриловской школе в Комарово с гордостью продемонстрировал свой отчет по корабельным булевым функциям. Формулы в отчете были весьма аккуратно вписаны, но роль амперсантов (&) исполняли скрипичные ключи.
Чтобы выбить квартиру Гере Адельсону-Вельскому, институт выдвинул его кандидатом в член-корреспонденты АН СССР. Когда список кандидатов был напечатан газетой «Известия», этот документ стал квинт-эссенцией ходатайства в Исполком Моссовета. Квартиру дали, после чего кандидатура была немедленно снята.
Катастрофа — это когда ВАК направляет диссертацию на повторную защиту. Так эта уважающая себя организация поступила с Герой Адельсоном-Вельским, видимо, как с дважды евреем Советского Союза (их в истории было два, первый — Левин-Коган из ленинградского «Зенита»). Перезащита была назначена в ЛЭТИ, и мы провели солидную артиллерийскую подготовку, переговорив с ректором профессором Вавиловым и ведущими членами ученого совета. Описав заслуги Геры перед отечеством в области науки и компьютерных шахмат (он был одним из активнейших участников создания программы, выигравшей тогда чемпионат мира), мы просили всех быть как можно мягче, потому он — персона абсолютно беззащитная. Двухчасовая процедура полностью подтвердила этот тезис, но Геру защитили. Значительно дольше продолжался банкет — с 12 пополудни до 12 ночи. Он происходил в только что открывшемся ресторане «Дворца молодежи». Володя Арлазаров убедительно просил меня помочь Гере с оформлением документов и особенно стенограммы. Я не вел никаких записей, но вынужден был согласиться. Утром следующего дня раздался телефонный звонок из Москвы, и Володя извиняющимся голосом сказал, что они увезли Геру домой, и просил меня сделать все самостоятельно. «Все равно от Геры мало толку», — добавил он. Пришлось потратить кучу времени на это кропотливое дело.
Гаврила Боголюбов, большой любитель слалома, и Большой Крокодил (Валера Песчанский), предпочитающий равнинные лыжи, поехали на Гавриловский симпозиум в Бакуриани. Оттуда мы получили от них письмо, написанное грузинскими буквами. Зная некоторые из них исключительно по винным наклейкам, мы сначала не могли прочесть его, но потом подпись (Гаврила и Крокодил) послужили ключом к декодированию. Важная информация содержалась во фразе «Вчера я чуть не сломал ногу о палку члена-корреспондента», которую следовало понимать в том смысле, что Гаврила столкнулся на склоне с Михаилом Александровичем, который также был любителем горнолыжного спорта. Менее важная информация состояла в том, что некоторые любители лыж пашут склон на равнинных лыжах с криком: «Без поворота!»
Хотя истинные причины любви науке неизвестны, можно утверждать, что женщину можно полюбить уже за какое-нибудь одно достоинство. Такой женщиной (имеющей к тому же массу других) является Ира Сперанская, которая рассказала следующий «потрясный» анекдот.
За 10 минут до открытия винного отдела перед дверьми гастронома появляется скрюченная фигура алкоголика. Он дрожит от холода и страдает, но в магазин зайти не решается. Наконец, за 2 минуты до открытия отдела он занимает очередь к кассе, с боем кремлевских курантов ровно в 11 начинает выковыривать рубли и монетки из ладони скрюченными от холода пальцами и называет цену: 2,87. На вопрос кассирши — в какой отдел, он несуразно двигает кистями рук и отвечает с издевкой — в кондитерский!
Профессор Летов председательствовал на кандидатской защите Нины Абрамовой в ИПУ. Нинуля слегка потеряла контроль над собой во время ответов на вопросы, и Диме Поспелову как оппоненту пришлось объяснить, что к чему. Как всегда, сделал он это блестяще, и сдержанный Летов сказал: «Спасибо, Дмитрий Александрович, за то, что вы так толково все нам объяснили». Редкий оппонент!
Встретились толстый и тонкий, бывшие одноклассники. Толстый пригласил своего друга в ресторан, но тот отказался, предложив купить водки с закуской и посидеть у него. Комната в коммуналке, похожая на пенал, представляла собой мрачное зрелище. Грязно, незастеленная койка, разбросанные повсюду книги и вещи, пустой холодильник, хвост селедки на столе. Выпили. Толстый вспоминал, что тонкий считался самым умным в классе, и зная, что он стал отличным инженером, предложил ему переехать в Москву, где у Толстого отличные связи. Тонкий отказался. Толстый продолжал уговоры за выпивкой. Исчерпав все аргументы, он заявил, что в таком бардаке жить вообще нельзя, и указывая на медный таз, висевший на стенке, спросил: «Какого черта ты повесил этот долбанный медный таз? «Это не таз», — ответил тонкий. — «Это говорящие часы». «Какие часы?» — все больше раздражаясь, спросил толстый. «А вот подойти к ним и стукни кулаком пару раз» — предложил тонкий. Раздался колокольный звон, и из соседней комнаты кто-то громко прокричал: «Дайте покою, гады, уже час ночи!»
На школе по однородным структурам в Рязани нас повезли откушать в ресторан перед поездкой в село Константиновское, родину Сергея Есенина. Чтобы морально подготовиться к встрече с поэтом, мы заказали пару бутылок водки. Я расплатился, и когда мы спустились вниз по лестнице, Дима Поспелов что-то подсчитал про себя и послал Захарова затребовать назад 10 рублей. Валера возвратился, сказав, что он отспорил их без труда. Тогда Дима предложил ему повторить процедуру. Валера принес еще десятку, сказав, что на этот раз выполнить миссию было тяжелее. Деньги очень пригодились нам после экскурсии в музей Есенина, когда мы к вечеру оказались в другом, шикарном, но абсолютно нетопленом ресторане.
Приятель Саши Таубина Виктор Победнов по кличке Дуся защищался в Северо-Западном заочном политехническом институте, где он работал на кафедре профессора Николаева. Оппонентами были Д.А. и я, никогда до этого не работавшие в паре. Я встретил Диму на Московском вокзале и привез его на кафедру, где нас встретил Николаев, немедленно вытащивший выпивку. Закуска тут же перекочевала с верхних крышек шкафов на стол. Обстановка на защите сложилась сложная, потому что у членов совета, видимо, были трения с Николаевым. Надо ли говорить, что мы, достаточно разгоряченные, бросились в бой с открытыми забралами. И победили.
Последняя для меня Гавриловская школа проходила в Кишиневе. Нас куда-то повезли пообедать, после чего Д.А. расставил нас полукругом на площадке перед рестораном, пустил по кругу два больших жбана с вином и произнес пространный тост, который он закончил перечислением бывших школьников, пребывающих с некоторого времени за границей. Затем он почему-то предоставил слово мне. Пришлось ехать.
Д.А. (Поспелов) позвонил по телефону и просил Варшавского и меня на следующий день явиться в Москву на заседание редакции журнала «Известия АН ССР. Техническая кибернетика».
Мы прибыли в дом Союза советских писателей, бессмысленно посидели на заседании и перешли в банкетный зал, в более знакомую стихию. Когда банкет закончился, мы за стойкой поинтересовались у Димы, для чего он нас вызвал. Хлопнув по лбу, он сказал, что нашей задачей было ближе свести двух академиков — Гермогена Сергеевича Поспелова, главного редактора журнала, и Станислава Васильевича Емельянова, его заместителя. Но Емельянов к этому времени уже ушел.
Образование не всегда помогает работе. Пример. Военпред принимал систему для подводных лодок (не скажу какую), а Варшавскому было получено протоколировать показания приборов. Заметив несоответствующие ТУ замеры, военпред говорил ему, к примеру, так: «28 и 7 десятых. Округли!». Витя записывал: 29. После завершения трудоемкого процесса оказалось, что военпред хотел, чтобы неверные показания были обведены кружками.
После подачи рационализаторского предложения, предлагавшего заменить дорогостоящую систему навигации для подводных лодок скромным электромеханическим счетным устройством, Варшавский был сослан в Севастополь ответственным сдатчиком этой самой системы. Когда объект был сдан, он не мог вылететь из Севастополя — не было денег на обратную дорогу. После нескольких безрезультатных запросов Витя отбил следующую телеграмму: «Ленинград тчк Вектор зпт Грибову [адрес НИИ] тчк Обещанные 500 Богданов [главбух] не высылает тчк Выхожу пешком тчк Прошу подтвердить оплату командировочных время пути тчк Варшавский». Телеграфный перевод прислали немедленно.
Поспелов, Варшавский и я отобедали в ресторане «Москва», где под водку давали удивительно вкусный борщок, и отправились к Диме на семинар в ВЦ. Витя в самом начале доклада вышел к доске, чтобы задать докладчику вопрос, что-то начертал мелом, присел на корточки и остался в этой позиции до конца семинара.
Варшавский участвовал в телепередаче и рассказал что-то связанное с кибернетикой. Ведущая задала вопрос, на который Витя ответил аллегорически. По библии, сказал он, апостолы просили Иисуса рассказать о жизни небесной, на что он ответил: «В жизни мирской разобраться не можете, а спрашиваете о жизни небесной». После этого Варшавского как носителя чуждой идеологии долго не приглашали участвовать в передачах.
Через несколько дней после возвращения Варшавского из командировки в Севастополь раздался телефонный звонок, и женский голос назначил свидание у станции метро. В означенное время Витя стоял там с букетом цветов, ожидая появления девушки, с которой он провел некоторое время в Севастополе. Но появилась не она, а автор розыгрыша — Витина жена Алевтина.
Боб Овсиевич, Гаврила Боголюбов и я приехали в Ужгород на конференцию поздно ночью, и дежуривший член оргкомитета сказал, что поселит нас за городом, потому что в гостиницу «Интурист» поселяют только китов. Я немедленно разбудил по телефону Наума Айзенберга и сказал ему, еще не очнувшемуся от сна: «Это мы. Скажи, что мы — киты». Не уверен, что Наум понял, с кем говорит, но он подтвердил, что мы киты, и нас поселили.
Известный юморист Феликс Кривин многократно использовал голодание для поправки своего здоровья. Он утверждал, что самое трудное — это первые два-три дня голодовки. Правда, один раз он был вынужден прекратить голодание на пятый день, потому что его преследовал запах, исходивший из лежащей в холодильнике неоткрытой коробки шпрот.
Не являясь большим знатоком «в области балету», могу сказать, что отличительной чертой современного балета, в отличие от классического, является нахождение по крайней мере одного танцора или танцовщицы в партере (борцовский термин), т.е. на полу. Я затрудняюсь объяснить эту тенденцию, но могу претендовать на признание моих балетмейстерских заслуг. Много лет тому назад, танцуя с Еленой Ивановной Пийль, я исполнил свой коронный прием с возложением партнерши чуть выше уровня пола, но не удержал ее. Больше со мной Пийль не танцевала.
Наум Айзенберг защитил докторскую, которая на несколько лет застряла в ВАКе. Наконец, назначили перезащиту в ЛЭТИ. Наум повел себя странновато, посвятив большую часть своего доклада цитированию мест из книжки, которую он прочел накануне. Тем не менее, голосование было успешным. Не ясно было только, где будет банкет. Мы назвали ему несколько ресторанов, но в результате Наум позвонил Вите Варшавскому и сказал, что ему будет удобнее провести банкет в Витиной квартире и что вино он привез с собой.
Кто в Питере не знает Большой дом на Литейном (здание, в котором находилось Управление комитета государственной безопасности по Ленинграду и Ленинградской области)? Витя Варшавский один раз опаздывал на работу и взял такси. Нужно было повернуть с Литейного на Чайковского. Но счетчик в этот момент показал сумму, равную имеющейся в кармане, и Витя попросил шофера притормозить у входа в Большой дом. Чтобы избежать чаевых (по причине отсутствия этой статьи расходов), он многозначительно сказал шоферу, что ему хочется зайти перекусить в буфет на втором этаже. «Там его и сроду не было, — раздраженно заявил шофер. — Он на третьем этаже!».
Когда мы с Борей Овсиевичем стояли у Толи Гиоргадзе на квартире, будучи в длительной командировке в Тбилиси, Толины друзья предложили познакомить Боба с целительницей Джуной на предмет восстановления волосяного покрова на голове. Школьников, в отличие от Боба, его облысение волновало, что выразилось в появление шаржа на него, блестяще исполненного Толиком, с подписью
Пред вами Овсиевич Боб —
От школы к школе больше лоб.
Джуна тогда еще не была широко известна и не лечила Брежнева от западания челюсти во время бессмысленных спичей. Поэтому в ответ на предложение Боб сказал, что если Джуне удастся вырастить хотя бы пару волосков на его кожаном портфеле, то он согласен предоставить свой скальп.
Вскоре я стал замечать активное выпадение волос в теменной области моей собственной головы. Как сейчас помню, Дима Поспелов затащил меня в один из московских салонов (в Питере они еще не появились). Парикмахерша спросила меня, какую стрижку я предпочитаю, и я сказал, что хочу, чтобы она меня постригла под дурака. Она попросила объяснить, что это значит, и я объяснил, что хочу постричься очень коротко, но не наголо. «У нас такая прическа называется спортивная», — сказала девушка. Она усердно принялась за дело, и тут я попросил ее быть осторожнее в области темени. «Там у меня намечается лысина», — уточнил я, на что она решительно возразила с профессиональным пафосом: «Молодой человек, у вас никогда не будет лысины». «А что же у меня будет?» — засомневался я, на что она без задержки выпалила: «Плешь!» До сих пор не понимаю разницы.
Был свидетелем приземления авиетки Руста на Красной площади.
Повальное увлечение тематикой однородных структур, поразившее в 70-е годы теорию автоматов и ее приложения, вызвало запоздалую реакцию изоляционистов. Академик АН УССР Г.Е. Пухов даже организовал всесоюзную конференцию «Неоднородные структуры».
А лауреат закрытой Ленинской премии Э.В. Евреинов, чьи книги изобилуют небывалым числом ахронимов, пытался отпочковаться от термина однородные структуры в пользу термина вычислительные среды. Однажды на конференции в Уфе он громогласно заявил: «Вычислительные среды — не за горами!»
МАГ однажды рассказал, что получил письмо из-за границы на русском языке, адресованное «члену коореспондента Академии наук СССР М.А. Гаврилову». Было удивительно слышать из уст МАГа такое откровение, потому что он не приемлел шуток с сексуальным акцентом. Пример. На школе в Плявинясе мы слепили из снега метровый фаллос без фигового листка (фиги не фига не растут в Латвии, особенно зимой), используя натуралистическую модель, восходящую скорее к древнеегипетским мотивам или романтическому соцреализму Мухиной (я имею в виду шедевр, воздвигнутый перед входом на ВДНХ), нежели грекороманской классике. МАГ, гуляя со своей очаровательной женой Натальей Николаевной, вплотную подошел к изваенной нами модели рабочего, страдающего без крестьянки, и спросил, что это такое. Наталья Николаевна нежно взяла его под ручку и увела, сказав: «Миша, я объясню это тебе позже!».
Румынский академик Моисил, организуя международную конференцию по теории автоматов, разослал предполагаемым участникам меморандум под названием «круговое письмо». Имелось в виду циркулярное письмо.
МАГ организовал в Москве какое-то СЭВовское оргмероприятие (СЭВ — Совет Экономической Взаимопомощи, организованный социалистическими странами), закончившееся банкетом в Суздале, куда нас повезли на автобусе. Еда была хороша, но под водку подали деревянные чарки, что нарушило привычный стереотип. Пока МАГ произносил зачинающий тост, мы успели выпить 5 или 6 чарок. Это благотворно подействовало на наше и без того оптимистическое настроение. Но не на всех. На обратном пути Валя Казаков разместил свое бренное тело на ступеньках выходной двери автобуса, превратив занимаемое пространство в персональный туалет. Валя напоминал льва центральной композиции «Главного каскада» Петергофа. Самсон ему в данной ситуации был не нужен.